И, честно говоря, испытал ощущения когнитивного диссонанса: вроде вовне говорит ну почти правильно, а на себя, любимую, палец не гнется. Во второй, футуристической, части – почти согласен, а в первой – про реальность – просто чудовищная дремучесть. В итоге – такой изящный модус: “Пусть – МНЕ! Пусть мне – все! Пусть мне все, а я еще посмотрю, не упадет ли корона”.
Но – по порядку.
При том, что действия врача всегда направлены на сохранение жизни и здоровья пациента, его деятельности сопутствует ряд рисков, идет ли речь об оперативных вмешательствах, терапевтическом лечении или проведении различных обследований. Например, онкопациентам мы вводим химиопрепараты, понимая, что это, условно говоря, яд, агрессивные вещества, способные вызвать нарушения показателей крови, инфекции. Мы об этом говорим пациенту, он подписывает информированное согласие. Провели химиотерапию, чтобы подавить рост опухолевых клеток: до нуля снижаются лейкоциты, тромбоциты, падает гемоглобин. Мы заведомо знаем, что такое состояние продлится от 2-3 недель, что у пациента может развиться пневмония, сепсис, нарушиться работа кишечника, он может попасть в реанимацию и даже погибнуть. Получается, родственники могут сказать: «Вы умышленно убили моего мужа, жену, сына… Вы же знали, что это может привести к смерти, но ввели препараты».
Доктор просто потерялась. Потерялась в рисках. Потерялась в последствиях. Потерялась в своем видении права и медицины. И т.д.
Риски они такие риски: пациент рискует жизнью и здоровьем, а врач – ответственностью по закону. А вместе – “мы пахали”. Бык пахал, а муха на рогах сидела.
Профессиональные медицинские действия во благо не могут совершаться без прогноза прогрессирования патологии под их влиянием и без. Медицина причиняет вред (от лечения), но – ради предотвращения вреда большего (от патологии). Ну, это просто аксиома. Которую, казалось бы, доказывать, как теорему, не нужно. Оказывается, нужно. Потому что вот есть и подобные аномалии восприятия, когда профессиональный прогноз развития событий интерпретируется как умысел на получение неблагоприятного исхода.
Если врач заведомо знает, как оно может быть плохо, это не означает, что он стремится к тому, чтобы достигнуть именно этого. Какие бы и как бы родственники не говорили обратное. Это просто слова.
И необязательно быть врачом или родственником, чтобы столкнуться с медицинской реальностью – достаточно просто почитать инструкцию к любому препарату из аптеки. К любому. Как у Джерома К. Джерома: “все, кроме родильной лихорадки”. Однако ведь не находится умников, обвиняющих создателей лекарств в достижении ими именно побочных эффектов.
Но если врач знает о вероятности неблагоприятного исхода и при этом ничего не предпринимает, чтобы его избежать – это уже не слова, это дела. А чаще – отсутствие дел. И вот эту кольчужку примерить на себя доктор Мисюрина как-то даже не догадывается.
А ведь именно это и свидетельствует о ее личном проколе (много слов уже было сказано – тут, тут, тут, тут, тут, тут и тут). Повторюсь: неправильно производить манипуляции с большими рисками неблагоприятных последствий амбулаторно – по крайней мере, без обсервации. А доктор Мисюрина сделала небезобидную манипуляцию у проблемного больного и… отпустила домой.
Даже если она была уверена (хотя это называется преступная самонадеянность) в абсолютной корректности своего рукоделия, никто никогда не может быть уверен в должном ответе со стороны организма больного или со стороны коварной патологии. Не родилось еще врача, настолько опередившего несовершенство медицины.
И в этом контексте совершенно иначе читаются строки автора – всей в белом: “Есть вопросы к тем, кто возбуждал уголовное дело, переквалифицировал его. К тем, кто проводил судебно-медицинскую экспертизу – с огромным количеством нарушений (и медицинских, и юридических), на что указал Мосгорсуд. Все обвинения строились на домыслах, догадках, ни одного доказательства и факта моей вины не было предъявлено, в связи с чем дело было отправлено на доследование. Любые аргументы, которые я приводила в свою защиту, игнорировались, как и мнение ведущих российских специалистов мирового уровня. От этого просто волосы встают дыбом. Я никогда не думала, что подобные вещи возможны в принципе. Ты живешь в своем профессиональном мире – и вдруг раз, и другая сторона медали: когда ты говоришь «белое», а тебе говорят «это черное». И никакие аргументы не действуют”.
Может быть, проблема в том, что аргументами считает именно доктор Мисюрина? Может быть, только она (ну и плюс подобная ей по восприятию медицинская общественность) считает аргументами то, что ими не является?
Может быть, в вопросе юридической ответственности медика аргументы должны приводиться на правом поле, а не на медицинском? Может быть, и “мнение ведущих российских специалистов мирового уровня” должно было получить соответствующую юридическую форму, чтобы быть приемлемыми в правовой процедуре?
И еще: может быть, проблема – в “профессиональном мире” автора? Может быть, это – Зазеркалье, где “белое” и “черное” изначально не согласованы с реальностью? Может быть, в этот профессиональный мир фатально необходимо импортировать “белое” и “черное” из мира реальности, правовой действительности?
Ну, и, наконец, вишенка на торте: “А врач должен ценить свою профессиональную репутацию, должен знать, что не услугу оказывает, а медицинскую помощь!”
Снова здорово! Врач в России услуг не оказывает постольку, поскольку не является хозяйствующим субъектом. Поскольку врач в России является работником, постольку услуги оказывает его работодатель, который вступает в отношения с потребителями-пациентами. Услуги оказывают АО, ООО, учреждения и др. организации – юридические лица. Юридические. И индивидуальные предприниматели, которые приравниваются в правовом положении к коммерческим организациям – это частнопрактикующие врачи, оказывающие медицинские услуги в качестве хозяйствующих субъектов. И тут доктор Мисюрина в пролете! Впрочем, как и 99, (9)% таких же дремучих ее коллег.
Лучше б она молчала. С самой собой, любимой, ей (и оным) и врагов не надо.
Ну, а тогда чему ж будет удивляться, когда суд снова вынесет приговор – хотя бы и более мягкий.
С себя надо начинать, с себя. И не только ей, но всем вместе и каждому в отдельности из коллег-клиницистов.