В Красноярском крае бывший директор Территориального фонда ОМС и его заместитель — начальник финансово-экономического отдела — обвиняются в нецелевом расходовании более 7,3 миллиона рублей. По версии следствия, средства, предназначенные исключительно для государственных медучреждений, были перенаправлены десяти частным клиникам, участвующим в программе ОМС.
Оба фигуранта дали признательные показания, а Следственный комитет возбудил уголовное дело по части 2 статьи 285.2 УК РФ — «нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов в крупном размере, совершённое группой лиц по предварительному сговору».
На первый взгляд — всё ясно: чиновники нарушили закон, присвоили себе право распоряжаться бюджетом не по назначению, и теперь понесут наказание. Но как юрист, много лет работающий в сфере здравоохранения, я не могу просто кивнуть на это как на очередной случай коррупции. Здесь есть нюансы, которые не дают покоя.
А между тем, как гласит народная мудрость: «Не всё то золото, что блестит».
Частные клиники в ОМС: право, а не привилегияПрежде чем осуждать, давайте разберёмся: имели ли право эти десять частных клиник вообще участвовать в системе ОМС?
Да, имели. И не просто имели — они вправе участвовать на заявительной основе. Это прямо закреплено в законе «Об обязательном медицинском страховании в Российской Федерации» (№326-ФЗ). Любой медицинский центр, соответствующий требованиям — по лицензированию, кадрам, оборудованию, — может подать заявку и, пройдя проверку, войти в реестр ОМС-учреждений.
Это не лазейка, не ошибка системы — это норма, заложенная для конкуренции, повышения качества услуг и расширения доступа граждан к медицине.
То есть, сам факт участия частных клиник в программе — не нарушение. Это, скорее, признак здоровой системы, где государство не монополизирует медицину, а даёт шанс частному сектору вносить вклад. Поэтому, когда СК говорит о «нецелевом расходовании», я сразу задаю вопрос: а чьи цели нарушены? Цели закона — или чьи-то внутренние, бюрократические установки?
Кто решает, кому платить?Распределение финансовых объёмов в системе ОМС — не произвол одного человека. Этим занимается Комиссия по разработке территориальной программы ОМС. В её состав входят представители Минздрава, фонда, страховых компаний, профсоюзов, общественных организаций. Именно эта комиссия определяет, сколько денег пойдёт в поликлиники, больницы, диагностические центры — государственные и частные.
Если директор ТФОМС и его заместитель обошли эту комиссию, проигнорировали её решения и самостоятельно включили частные клиники в список получателей, — вот тогда действительно есть нарушение.
Но это нарушение процедуры, а не принципа. То есть, проблема не в том, кому выделили деньги, а в том, как и кем было принято решение.
Если же частные клиники были включены легитимно, но с нарушением порядка распределения объёмов — например, им выделили больше, чем положено, за счёт других учреждений, — это уже вопрос административной ответственности. Но уголовное преследование требует доказательств злого умысла, сговора, корыстной цели.
Сговор есть, а коррупции — нет?Следствие говорит о «групповом сговоре». Признательные показания — серьёзный аргумент. Но давайте посмотрим глубже. Если бы речь шла о взятке, о личной выгоде, о покровительстве одной конкретной клинике — это понятно. Тогда это была бы классическая коррупционная схема: «ты мне — я тебе».
Но здесь — 10 клиник. 7,3 миллиона рублей на десять получателей — это по 730 тысяч рублей на каждую. Для частного медцентра это не бог весть какая сумма. Ни о каком «взяткоёмком» распределении речи нет. Никаких упоминаний о личных связях, родственниках, партнёрствах с обвиняемыми тоже нет.
Тогда возникает вопрос: зачем им этот сговор? Что они получили? Признаться в преступлении, которого не было, — это не в интересах обвиняемых. Но признаться в нарушении процедуры ради того, чтобы скрыть что-то большее — тоже маловероятно.
А что двигало их сердцем?
Как юрист, я всегда смотрю на побудительные мотивы. Без них любое обвинение — как дом без фундамента.
Возможно, руководство ТФОМС считало, что частные клиники оказывают услуги качественнее, быстрее, с меньшими очередями. Возможно, они видели, как перегружены государственные поликлиники, и хотели перераспределить нагрузку. Возможно, они просто ошиблись в толковании полномочий — перепутали право с обязанностью, инициативу с превышением.
Или, что ещё вероятнее, они действовали в рамках внутренней политики фонда, где уже давно зрела идея поддержки частного здравоохранения. Может быть, это было даже обсуждено на совещаниях, но не оформлено документально. А теперь, когда дело вышло наружу, всё свели к «сговору» и «нецелевому расходованию».
Но если не было корысти, не было взяток, не было явного ущерба государству — тогда за что наказывать? За то, что решили помочь пациентам попасть на приём вовремя? За то, что дали шанс частнику конкурировать с госсектором?
Когда закон — не справедливостьСлучай в Красноярске — не просто история о деньгах. Это зеркало нашей системы. С одной стороны — строгие правила, жёсткие рамки, страх отклониться от инструкции. С другой — реальная потребность людей в качественной медицине, которая часто доступнее в частных клиниках.
Если чиновник, руководствуясь не личной выгодой, а стремлением улучшить систему, делает шаг в сторону — его тут же обвиняют в преступлении. А если он сидит сложа руки, перекладывает бумажки и ничего не меняет — его хвалят за дисциплину.
«Сиди тихо — не будешь знать беды», — гласит поговорка. Но так ли это должно быть в здравоохранении?
Вывод: где провести грань?Я не оправдываю нарушение процедур. Никто не должен распоряжаться бюджетом по своему усмотрению. Но и не считаю, что каждый шаг, выходящий за рамки бюрократии, — автоматически преступление.
Если следствие докажет, что деньги были потрачены не по назначению, что клиники не оказали услуг, что был ущерб — тогда да, наказание оправдано. Но если услуги были оказаны, пациенты получили лечение, а частные центры действовали легально — тогда перед нами не хищение, а спорная интерпретация полномочий.
И здесь важно не уничтожить инициативу, не запугать чиновников, а создать систему, где можно экспериментировать в рамках закона, где частный сектор — не враг, а партнёр.
Потому что в конечном счёте, как бы мы ни делили миллионы, главное — чтобы человек получил своё право на здоровье.