– клиническую ситуацию, выпавшую из сугубо медицинского поля;
– невесть чью и невесть откуда исходящую волю дать укорот медицине;
– неадекватный законодательный и правоприменительный инструментарий.
У нас есть рошалиада и стопицот желающих сплясать на костях причастных.
У нас есть цепные псы медиа, до неузнаваемости трансформирующие действительность в русле и в угоду.
У нас есть руководствующиеся своими интересами силовые и околовластные группировки, которым – так совпало! – выгодно эксплуатнуть дискурс.
А чего у нас нет?
А нет у нас всего необходимого для оценки клинической ситуации правовыми средствами.
У нас нет узаконенной меры справедливости для правовой оценки факта в треугольнике медицина – патология – организм.
У нас – как и у всех постсоветских – нет правомерного начала и правосудного итога каждого отдельного момента истории, в которую не попадает, а в которой единственно живет, существует медицина.
У нас нет механизма конвертации клинической данности в правовую.
У нас нет банального понимания, что закон – лишь форма выражения права, но не абсолют справедливости. Закон бывает и неправовым. И сейчас – отнюдь не редко. Закон может ошибаться, право – никогда. У нас для медицины – закон, но не право.
И суд может ошибаться. Или действовать в плену шаблонов, клише – по советскому образцу. Наш судебный прецедент – не зарубежный, ему точно не светит устоять в веках. У нас судебное постановление – ну совсем не соломоново решение. Наш суд – ради сиюминутной формальности, а не ради торжества справедливости на перспективу. Правый суд – пока не наш метод.
И правоохранители у нас такие правоохранители. У них процесс – ради процесса. Процессуально-правовые инструменты – лишь для обслуживания процесса в понимании правоохранителей, и в их интересах – по службе или корысти.
А нынешнее состояние нашего общества позволяет и закону, и суду, и правоохранителям быть такими, как они есть. “Не мы такие, жизнь такая”, а мы-то – белые и пушистые. Но – лишь до поры. Как только кого-то что-то задело, мы – вроде как против несправедливости – норовим обозначить свое весомое мнение.
Мнение по факту. Не по проблеме. По проблеме желающих высказаться – почти нет. Экспертов по факту – легионы. Ведь мнение по факту не требует понимания проблемы, знаний, обоснований – достаточно суждения. Предположения. Догадки. На основе всего лишь голословных утверждений.
А СМИ раздувает эти голословные “ничто” в качестве значимых “нечто”, да еще в интерпретации журналистов – с их клише: “халатность врача”, “врачи-убийцы” и пр.
И мы получаем негодный эффект испорченного эхо…
Как видим, дело отнюдь не в частностях, будь то дело доктора Мисюриной или нынешняя калининградская эпопея.
Дело – в приятии компетентности. Обществом и государством.
Вопрос лишь в том, в состоянии ли общество и государство выработать стойкий положительный рефлекс на компетентность.
